Началось с того,что мне стало опять тридцать лет,-я увидел и почувствовал себя именно в этой счастливой поре;я опять был в России того времени и во всём,что было присуще тому времени,и сидел в вагоне,ехал почему-то в Гурзуф...Затем я почувствовал,что меня что=то тревожит.Всё,казалось бы,хорошо было,-еду на юг,сижу покойно и свободно,в маленьком отделении первого класса,в курьерском поезде...Но ведь Пушкин давно умер,и в Гурзуфе теперь мертво,пусто,вдруг сказал я себе-и увидел,понял,что не только в Гурзуфе,но и везде страшно мертво и пусто.Какая-то особенно грустная осень,-тут,на юге,была ещё осень,-и какой-то удивительно тихий,молчаливый день.Поезд идёт быстро и полон как будто неживыми.И в тех необыкновенно ровных степях,где идёт он,тоже так безжизненно,скучно,словно не осталось ни малейшего смысла их существования.Это и наяву бывает: страшно безжизненно,ничтожно кажется иногда всё на свете...
-Нет,-подумал я,-что-то неблагополучно.Нужно бросить поезд...
Я вдруг вспомнил,что очень люблю Бахчисарай,-ведь Пушкин жил и в нём когда-то,был в нём даже ханом в пятнадцатом веке,-и решил выйти в Бахчисарае.ехать дальше на лошадях,через горы,и так немедля и сделал. Однако Бахчисарая я как-то не заметил,а в горах было жутко.Глушь,пустыня,а уже вечереет. Всё какие-то каменистые теснины и провалы,и всё лес,лес,корявый,низкорослый и уже почти совсем голый,засыпанный мелкой жёлтой листвой:всё карагач,подумал я,вкладывая в это слово какое-то таинственное и зловещее значение. И лошади бегут как-то не в меру ровно,и ямщик на облучке так неподвижен и безличен,что его даже плохо вижу,-только чувствую и опасаюсь,потому что бог его знает,что у него на уме...Одна надежда на ужин в Ялте,подумал я.Спрошу себе отварную кефаль и белого Абрау...
И тотчас я увидел Ялту,её кладбищенски белеющие среди кипарисов дачи,набережную и зеленоватое море в бухте. Но тут стало совсем страшно.Что случилось с Ялтой?Смеркается,темнеет,но почему-то нигде ни одного огня,на набережной ни одного прохожего,всюду опять тишина,молчание...Я сел в пустой и почти тёмной зале ресторана и стал ждать лакея.Но никто не шёл,-всё было пусто и удивительно тихо. В глубине залы совсем почернело,а за большим оконным стеклом,возле которого я сел,поднимался ветер,дымились низкие тучи и то и дело пушечными выстрелами бухали в набережную и высоко взвивались в воздух длинными пенистыми хвостами волны...Всё это было так странно и страшно,что я сделал усилие воли и вскочил с постели:оказалось,что я заснул,не раздевшись,не потушив свечки,которая почти догорела,тёмным дрожащим светом озаряя мой номер,и что уже второй час ночи. И я вскочил,ужаснувшись:что же я теперь буду делать? Выспался крепко,а ночи и конца не видно,а за окнами шумит крупный ливень,и я совершенно один во всем мире,где не спит только Давыдка! Я поспешно кинулся а Давыдке,в его погребок на Виноградной. Ночь быда так непроглядна и дождь лил в её черноте так бурно,что погребок казался единственным живым местом не только во всем Поти,-теперь я был в Поти,-но и на всем кавказском побережье,даже больше-во всем мире. Но пока я добежал до него по каким-то узким,грязным и глухим переулкам,Давыдка уже вышел закрывать ставни на своём убогом окошке,собрался тушить свет и запирать двери.
-Но послушай,-сказал я ему,чувствуя страх уже смертельный,-если ты запрешь и потушишь,что же мне тогда делать? Куда деваться? Ведь сюда зимой даже пароходы не заходят.
Однако Давыдка только языком пощёлкал и неумолимо,с тем спокойным идиотизмом,на который способен лишь кавказец,помотал своей стриженой башкой.
-На молу гулять будешь,-сказал он.-Там всю ночь главный маяк гореть будет...
И вот я на каком-то страшном обрыве,горбатом и скалистом,где можно держаться,только прижавшись к необыкновенно высокой и круглой белой башне и упершись ногами в скалы. Вверху,в дымном от дождя и медленно вращающемся свете,с яростным визгом и криком кружатся и дерутся,как чайки,несметные траурные пингвины.Внизу=тьма,смола,пропасть,где гудит,ревет,тяжко ходит что-то безмерное,бугристое,клубящееся,как какой-то допотопный спрут.резко пахнущее устричной свежестью и порой взвивающееся целыми водопадами брызг и пены... А вверху пингвины,пингвины!
Аудиотеатр Сергея Юрского. Актер читает рассказ И. Бунина "Легкое дыхание".
